Лорелей с удовольствием бы вообще осталась жить у родителей, но все-таки каждый день самолетом на работу и обратно – это было бы уже слишком роскошно даже для их семейство, которое при всем своем статусе деньгами все же не сорило.
На острове приятно было отдыхать от всего остального мира. От работы, от личной жизни. Ухажеры не знали этого адреса. Сюда не приходили букеты и подарки, вокруг лишь шумело море, немного пустынные просторы острова приятно расслабляли мозг. А как хорошо здесь на Рождество, особенно в ветреную погоду! Океан бушует, холодно, мокрый снег отовсюду, а в семейной гостиной можно разжечь огонь, выключить свет, оставив только освещение от него и от наряженной елки, и тихо пить глинтвейн с имбирными пряниками.
В отличие от брата, Лорелей еще и не думала никого допускать в святая святых, то есть в этот дом. Нечего тут шляться каким-то ее приятелям, которых она использует в лучшем случае за прыть в постели. Если с кем и дойдет до представления родителям, то первый шаг на эту тему все равно будет сделан в лондонской резиденции. А сюда можно возвращаться почти как в детство.
– Да-а? – одновременно вопросительно и позволительно протянула Лорелей с дивана, на котором умостилась с ногами, и повернула голову в сторону двери, а увидев отца, сразу улыбнулась и отложила ноутбук, – А-а, пап, здравствуй. Как идеи подготовка?
Хотя и так ведь понятно, как идет – вон как тихо дома.

Вот уж точно Лорелей не вспоминала о формальностях семейных уз. Родной матери она вообще не помнила, и лучшей, чем Фрида, не могла бы желать. Она выросла у нее на руках, училась у нее всему тому, чему не училась у отца, и воспринимала ее самым родным человеком. Какая разница, что там в формальностях и ДНК, как будто по ним можно судить.
– Хорошо чувствую, – Лорелей пожала плечами, и пересела поудобнее, потому что где-то немного затекло с тех пор, как она устроилась клубком. Вытянув ноги, и подняв руки, она потянулась  всем телом. – Хотела было поработать над своей докторской немного, но я, видимо, в режиме отдыха, все отвлекаюсь. И вот, Себастьян все пишет...
Она кивнула на ноутбук, и улыбнулась отцу. Разумеется, Лорелей рассказывала о знакомстве и последующих знаках внимания от члена люксембургской монархии, хотя бы для посмеяться. Приняв отказ с должным достоинством, принц, тем не менее, добился разрешения дружить, и иногда вылезал в мессенджере, как будто он простой человек. Интересно было жить в мире, где действительный, всамделишный принц пишет графской дочери в скайп, прямо с плебейскими смайликами.
– И все вспоминаю почему-то нашу поездку в Гамельн. Такой симпатичный городок, правда? – поделилась Лорелей, – Так странно, я и забыла, что мы туда ездили, наверное, маленькая была... Ты помнишь, сколько мне тогда было?

Склонив голову, Лорелей улыбнулась.
Конечно, их семья столько путешествовала, даже моталась по миру, что маленьких городков не упомнить. А без семьи папа в короткие поездки всегда мотался больше.
– Ну вот и ты запамятовал, – Лорелей произнесла это очень ласково, – Но я вот что-то сейчас очень хорошо вспомнила. Мы были в Гамельне, я помню и ратушу, и колокола собора, мне нравилось их слушать. Я еще помню, что там у меня было такое старомодное розовое платье, с бантом – и как только вы с мамой мне такое выбрали? И я бегала, бегала, да туфлю где-то потеряла! – она улыбнулась, вспоминая с умилением, как это все тогда было неважно, ни туфля, ни платье, которое трепал ветер, – Ну, не помнишь? Мы услышали, что кто-то где-то красиво играл на дудке, недалеко от ратуши, и я побежала искать, кто это, помнишь?
Лорелей улыбалась тому, что отец не помнит. Наверное, ему ее детская воодушевленность казалась наивной, и он мог не в такой восторг прийти от уличного музыканта. Хотя... Лорелей почему-то вообще никак не могла увидеть Маркуса именно в этом воспоминании. Не помнила она и Фриды, или Элджи... Ну да подумаешь, как странно работают воспоминания, особенно детские.
Еще буквально час назад Лорелей вообще не помнила, что они ездили в Гамельн, и слушали там какую-то дудочку. Но как же чудесно и призывно она играла! С той музыкой лились как будто какие-то обещания свободы, развлечений, воли, ну как не побежать и не посмотреть, кто же так дивно играет! Какая уж тут туфелька...

...И эта музыка звала, звала за собой, так, что маленькая, хорошая девочка, дочь бургомистра, которая знает, как нужно себя вести, побежала так торопливо, что не обратила внимания на туфельку. Эту мелодию во что бы то ни стало следовало догнать, оседлать, и никогда, никогда не отпускать, куда бы она не завела.
Лорелей вздрогнула, перестала пялиться в пустоту, и посмотрела на отца. Затем пожала плечами.
– Не помню. Нет, на какой-то из улочек мы нашли того музыканта...
"Мы", она все время говорит "мы", хотя теперь ей все отчетливее вспоминалось, что ни отца, ни мамы, ни брата там не было. Не было их представительского автомобиля, и не потому, что они решили весь день гулять пешком по историческому центру. Машин вообще не было. Были повозки, кареты. Не было магазинов, были лавки. Вывески не светились электрическим светом.
И музыкант оказался одет в странные зеленые одежды.
– Я нашла... Как в той сказке... – где-то в голове мысли завязались в узел, и не так, как бывает на скучной лекции, а по настоящему. Что-то застопорило. Лорелей села ровнее и нахмурилась, пытаясь призвать к порядку и свою позу, и свою голову. Последнее удавалось значительно хуже.
– Пап, но я точно была в Гамельне... Бежала за музыкантом... – облокотившись на колени, Лорелей обхватила голову руками, – Я точно была в Гамельне, но в старом Гамельне, который сказка, я была в сказке, про человека с дудкой... Он увел крыс... А потом мы побежали за ним...

Не так уж Лорелей и расстраивалась. Не то воспитание и не тот характер, чтобы впадать в панику или раскисать. Нужно было просто пережить потрясение, а затем деловито собрать мысли в кучку и силой воли разодрать воспоминания надвое. Привалившись боком к отцу и задавшись целью, Лорелай заставила себя вспомнить, что настоящие воспоминания никуда не делись. Были другие поездки, были другие розовые платья, были тихие вечера в этом же доме, когда они с братом только слушали все эти сказки, а не проживали их. Было большое крутящееся кресло в кабинете отца, куда до сих пор можно было бы компактно уместить около двух Лорелей, и где ей маленькой дозволено было покрутиться, когда папа закончит работу. Оно было той еще каруселью, не таким уж быстрым, но то было неважно.
Теперь же к этим воспоминанием добавились новые. Старые. Еще одни. Другой отец – бургомистр, водивший дружбу с очень похожими на него людьми. Богатыми, сытыми, важными, с пальцами, унизанными кольцами. Маленькая Марта, когда еще пешком под стол ходила, очень любила отделиться от мамок и нянек, предпочитая топтаться в уголке комнаты, где отец собирал совещания по делам города. Она разглядывала массивные перстни и вострила ушки, пока мамки-няньки не находили ее и не уводили.
Воспоминания были одинаково живыми, подробными и во всем абсолютно равными, разве что лица бургомистра и других городских вельмож вспоминались пока плохо. Посидев еще в объятиях отца, Лорелей затем мягко выпрямилась, теперь уже с очень целеустремленным видом.
– Не волнуйся, па, я в порядке. Я понятия не имею, что это вдруг с нами, но будем пытаться разобраться, – проговорила она, и сжала руку отца, – По крайней мере, на дудке из наших домочадцев никто вроде не играет.
Лорелей вернула на колени ноутбук, беспощадно распрощалась с принцем, и в новых вкладках по очереди напечатала в поиск все сказки: "Гамельнский Крысолов", "Синяя Борода", "Снежная Королева". По первым же ссылкам нашли и краткие содержания, и полные тексты.
–"...Дочь бургомистра Марта... Розовое платье... Только одну туфельку..." – хмурясь, прочитала Лорелей, – Да, определенно, я точно чувствую себя... Мартой... А кто Элджи, откуда у него хвост?

– Если бы я оказалась рейнской русалкой, сюда бы потянулись всяческие левые мужики, искать меня и свою смерть – оно нам надо? – беззаботно отозвалась Лорелей, – В ближайшие пару дней нам и без них хватит левых людей.
Она не возражала против торжества, очень радовалась за брата, но в свете массовых галлюцинаций лишние люди в доме были действительно лишними. Им бы сюда лучше симпозиум психиатров завезти, а не развлекать толпу друзей и знакомых. Очень не вовремя.
– Не знаю, пап, – Лорелей дочитала о себе, открыла "Снежную Королеву". Читала так же, по диагонали, ища упоминания именно тех персонажей, о которох сообщил ей отец. – "...женщину, укутанную в тончайший белый тюль, сотканный, казалось, из миллионов снежных звездочек. Она была так прелестна, так нежна — вся из ослепительно-белого льда..."
Читая, Лорелей разулыбалась, и посмотрела на Маркуса.
– Да, это точно мама, особенно белый тюль – это как на ваших свадебных фотографиях.
В одной из гостиных ее родителей даже висела одна из таких, увеличенная и в красивой раме, и парочка еще по дому.
– И что же, мама тоже так же себя чувствует? Что надо следовать сказке, все заморозить и похитить ребенка? И ты тоже? – теперь уже Лорелей снова взглянула серьезнее.

Трудно было сказать, на кого похож. Лорелей, например, не считала, что ее отец непременно хоть чем-то похож на Синюю Бороду. Ни внешностью, ни жестокостью расправы. Да и мама ведь не в самом деле холодная и с ледышкой вместо сердца, наоборот – самая любящая и замечательная мама на свете. Родных детей она никогда не усаживала за ледышки, или за любые другие загадки, если только дети сами того не хотели.
– Значит, меня может тянуть на духовые инструменты, – сделала она вывод, просмотрела бегло следующую сказку, – А тебе нужно жениться и оставить новой жене ключик?
Там все закончилось совсем некрасиво. Лишь бы им потом не найти по дому замерзшего мальчика и трупы женщин. Нет, как семья, они и такое преодолеют, но не хотелось бы.
– Зная нашего Элджи, у него симпатичный кроличий пушок, наверное. Или он чеширский котик, – Лорелей добродушно усмехнулась, открыла еще вкладку, посмотрела в упор на поисковик, как будто это по его вине все разразилось, и наконец спросила у него напрямую, что делать, если мерещатся сказки.
Ну а что может сказать поисковик?
Выдал про психические расстройства и наркотики.
Но их семья вся была слишком нормальной и трезвой. Сознание оставалось ясным, и даже с порывами следовать своей сказке удавалось совладать. Да и как же так их могли накрыть одни и те же симптомы всех четверых разом? И новые части тела ни от одного психоделика или заболевая не отрастают.