Ева легко поддавалась сказке. Не совсем головой в омут, или в пруд, или даже в собственное лебединое озеро, но она не противилась воспоминаниям. Те были похожи на смутные таинственные сновидения, только они не ускользали, стоило проснуться и открыть глаза. Еще вчера лебедь проснулся сам. Крылья и перепончатые лапки ощущались привычно. Как велосипед, может только с паузой в несколько лет с последнего проката.
О своем открытии Ева не распространялась. Скорее старалась медитировать и вспоминать остальное. Ее сказка ей не мешала, а уверенность в себе, как в дочери могущественного колдуна, не лишенной и собственных колдовских способностей, ощущалась даже приятно. Лебединое начало помогало вспоминать. Как они с отцом жили, уединенно и тихо, если не считать коварных планов по захвату окрестных королевств через пригодных к алтарю мужских членов монархии.
Ева даже помнила девушек. Иногда она сама их приводила, втеревшись в доверие и подружившись. Женщина всегда вызывает меньше подозрения, уйти за женщиной в чащу леса всегда не так страшно. Хорошенькая Ева уводила очередную барышню, а там отец поскорее превращал ее в лебедя и селил в коммунальном озере. План работал. Угрызения совести сейчас были на втором месте, потому что сначала нужно вспомнить. Как все это у них получалось. Тогда можно приступить к искуплению.
Именно затем Ева и вернулась в сад. В поздних сизых сумерках, когда банкетный зал стал пустеть. Кто-то еще оставался и пил, но многие разошлись по спальням, чтобы завтра наступило скорее. Завтра обещали возвращение домой, но и Ева тоже не верила.
Оглядевшись в пустом саду, убедившись, что поблизости никого нет, Ева наклонилась снять обувь и носки, сунула их под ближайший куст, подвернула штанины, села на край пруда и опустила ноги в воду. Та была до того прохладной, что лебедь вырвался практически сам, чтобы скорее превратиться, потому птица такие температуры переносит иначе, красные ласты не так мерзнут.
Сложив крылья, Ева неспешно поплыла на середину пруда.

[AVA]https://image.ibb.co/icC0q6/Black_Swan.png[/AVA]
Ну точно – любому потенциальному принцу лебедь казался чарующим. Пока не нырнешь схватить на глубине вкусняшку, пока не покажешь пуховый зад и смешные красные ласты – все видят только изгиб, грацию, и преданность. Еву, к счастью, хорошо покормили, чтобы нужды нырять у нее не было, но вот такие мужчины, любующиеся лебедями, заставляли ее закатывать глаза даже в птичьем обличье. Птичье обличье не очень того позволяло, но она попыталась все равно, скорее машинально.
Ей не пришло в голову отвечать. Не пришло в голову даже проверить, может ли она говорить человеческим языком в таком образе. В сказке уточнений на эту тему не было, а Одетта, кажется, превратилась до того, как Зигфрид с ней заговорил. Понятно, у того башню снесло как только понял, что изгибы еще и могут быть вполне пригодны к человеческому употреблению.
Ева же не спешила себя выдавать. Это ей пока казалось лишним.
Она не помнила человека среди гостей, впрочем, не так уж и долго Ева провела в банкетном зале, не всех углядела, и не всех работников поместья запомнила в лицо. Более менее она помнила лишь команду, с которой приехала. Вероятно, и этому товарищу тоже понадобилось побыть одному, хотя его, очевидно, слепота не мучала, да и пока, кажется, всех персонажей было по одному. Не дай бог если собрались по несколько версий одной и той же сказки. Это бы означало, что где-то тут плавает еще одна Одилия, а это уже задевало гордость.
Если же человеку понадобилось побыть одному ночью в саду, то кто Ева такая, чтобы влезать с разговорами. Она совсем не против продолжить собственную медитацию, служа чьей-то еще одновременно. Чтобы не оставаться совсем уж невежливой, она все-таки открыла клюв, но только чтобы издать самый обычный лебединый звук, тот точно получался, птичьи связки помнили, как это.

Если бы человек такими монологами обращался к человеческой форме Евы, та, вероятно, смотрела бы на него еще более выразительно, чем смотрел лебедь. Лебединой мимикой сложно изобразить эмоцию, типа "Мужик, отсыпь." Даже не так, даже "Отсыпь все целиком, и поди приляг, я покараулю".
Надо же, кое-кого проняло похлеще обморока и красного костюма, тут у человека начинается быть или не быть, и Ева чувствовала себя смутно ответственной, хотя официанты и не клянутся Гиппократу. Официанты вообще не клянутся. Они только знают, что бога нет, и после смерти больше не будет заказов, а если хорошо работать и не плевать в супы, то в загробном мире все будет по системе самообслуживания.
Вероятно, в ней сработал инстинкт, примерно как в ситуации с писателем. Сидит человек, вот уже не на лавке, а таращится в ее пруд (ее пруд, да, конечно), да еще так близко, что еще неосторожный глоток – и кувырнется ведь, прямо так, головой вперед, ну или стошнит, что даже хуже.
Может, если она обратится сейчас, то потом необязательно прямо при нем превращаться в человека и сразу так с головой выдавать себя. А с другой стороны – смысл скрываться-то? Вот писателю она легко сообщила, кто и из какой сказки, а тут вдруг стесняется.
– Простите, я могу вам чем-нибудь помочь? – очень вежливо обратился лебедь, прямо из клюва, человеческим голосом.
Голос был не совсем Евы, потому что в птичьем состоянии вокал работал иначе, но речь получалась вполне членораздельной. И интонации те же, специально приберегаемые для обслуживания.
– Я, увы, не понимаю, что вы говорите. Вы в порядке?
[AVA]https://image.ibb.co/icC0q6/Black_Swan.png[/AVA]