Поместье погружалось в сон долго, хлопотно. Гости еще даже не все разошлись. Кто-то собрался спиваться насовсем прямо в банкетном зале. Их можно понять. Хозяева откланялись на удивление рано. Жених тоже. Смертей больше не было. Ева отчиталась о том, где пропадала. Менеджер не вполне ее одобрила, с другой стороны, вечер и без того шел не по плану, а мисс Мессер оказывала поддержку внезапно ослепшему гостю. Как минимум, тот должен это запомнить и сказать хозяевам, и Харрису, какая ему досталась умничка.
Ева собиралась побыть умничкой подольше. Ее ничто особенное не привязывало именно к Хедегору, кроме общения. Все официанты нигилисты, но не вполне обделены состраданием. К тому же, Ева могла помочь. Когда это не на благо большой корпорации, которая ей не доплатит, а ради настоящего блага, то почему бы и нет. Его очки все еще покоились в кармане ее фартука, только поколдовать минутки не было.
Вернувшись, она бегала с остальными, сходила поплавать, вернулась и впряглась в уборку, понадкусывала остатки праздничного стола, пока их не унесли, и отхватила два приличных куска торта. Сервировала красиво, с вилочками и салфетками, только кофе варить не стала. Хедегор у себя в норе отдал предпочтение другим напиткам. Интересно, насколько уже пьян, не уснул ли. Впрочем, торт не пропадет, это уж точно.
Поднявшись с подносом к двери его комнаты, Ева постучала.
– Мистер Хедегор, это Ева.

– Не забыла, – очень серьезно кивнула Ева, – Я ведь вам обещала.
Нехорошо ведь было бы его бросить одного на всю такую долгую ночь. Лучше споить. К тому же, тут не ресторан, и не отель. Смена не закончится, персонал не встанет, не переоденется, и не выйдет, становясь, фактически, одного с гостями статуса случайных прохожих по жизни. То есть, наверное, когда-то смена заканчивается, и от кастомер сервиса остается обычная человеческая забота. Ева не знала, как ее команде будут считать зарплату при том, что им всем, кажется, предстоит больше, чем они предполагали. В конце своих поручений они все расписались – когда заступили в этот день работать, когда уходят на свободное время, но вот Ева расписалась, и все равно еще в форме, все равно пошла не отдыхать в одно лицо, и нести торт ослепшему писателю.
Глаза вновь привыкали к темноте, которая даже расслабляла после яркого освещения на кухне. Проступили очертания мебели, самого Хедегора, оставленного стола. Ева оглядела их импровизированное пиршество. На ее взгляд, виски в бутылке не убавилось почти совсем. Может, без нее он выпил столько же, сколько с ней, но точно не больше. А она-то думала половина уйдет точно. Может, оно и к лучшему. Хотя, это само по себе вызывает вопрос – если он не пьет, но в чем топит все эти мысли...
– Смертей больше не было, – Ева начала с самого позитивного, пока наклонилась красиво расставить с подноса тарелки с тортом, – Ужин прошел тихо и спокойно. Насколько нынешние условия можно назвать спокойными. Я думала, будет хуже. Торт очень вкусный, даже если вы не любите сладкого.
Пока на ней форма, фартук, сервисная выправка давала о себе знать, Ева опять села ровненько, готовая подскочить и еще поухаживать, и ни в коем случае не начиная есть первой.

Это было... Внезапно.
Ева не знала, чего она ожидала. Когда пришла сюда первый раз, и когда потом вернулась с тортом, когда сознательно пила предложенное писателем, когда теперь следовала его просьбе встать. Она напряглась, когда он стал – как ни крути – раздевать ее, пусть и только на один предмет, наименее существенный, но тем не менее. Застыла, выпрямив спину, и чуть вскинув руки, как будто на обыске. Официантов никогда этому не учат (на самом деле, женщин вообще такому предпочитают не учить), но Ева сама выработала для себя правила стоять и не двигаться, чтобы никто потом не смог обвинить ее в бессловесном согласии, если что. Отсутствие ярого, громогласного протеста еще не является согласием, в работе, где клиенты могут ожидать исполнения своих капризов, желательно это помнить.
С другой стороны, до сих пор Хедегор не подавал признаков, и Ева не собиралась оскорблять его обвинением заранее. Он отпустил ее сразу, и сел, как раньше, напротив. Теперь она могла проанализировать и прийти к очень рациональному выводу, что да, так если посмотреть на него, будь ситуация другой, она бы его не оттолкнула.
– Тут сладкое возведено в статус искусства, я никогда такого не ела, – Ева пожала плечами, как будто ее восхищению тортом можно доверять. На самом деле – правда можно. Она работала свадьбы, работала в приличных ресторанах, и разве официант не утащит себе попробовать кусочек свадебного торта или десерта. Эта суровая женщина вполне заслуживала своей кондитерской славы.
– Как вы себя чувствуете, мистер Хедегор? – спросила Ева, отщипнув маленький кусочек.

– Я рада, что хоть чем-то могу вам помочь, – кивнула Ева, не зацикливаясь на идее соблазнения – ни своего, ни Хедегора. Она просто осторожна. Как человек, работающий в сервисе, как человек, существующий женщиной. До сих пор ей было совершенно не страшно сидеть с малознакомым мужчиной в темноте.
– Да, план был грандиозный, – согласилась она, – Зал очень красиво украшен. Мы видели программу на ближайшие дни, и... Празднество обещало быть веселым, со вкусом веселым, без дешевых развлечений.
На самом деле, на чей-то вкус может было бы скучно, но, по сути своей, это был ленивый отпуск для многих. Хорошая еда, отличный алкоголь, музыка, и целый свободный остров для гуляний, которые могли бы длиться хоть сутки. Что-то в духе легкомыслия, вроде вечеринок Гэтсби. Никаких излишеств, очень пристойно – во всяком случае, запланировано все было очень пристойно, не похоже, чтобы где-то кто-то ожидал импровизированной оргии.
– Дальше? Не знаю. Мне нужно вспомнить колдовство и... Помочь, – Ева говорила очень буднично, ез пафоса о долге и взаимовыручке, но искреннее, – Хозяин агенства, мистер Харрис, готов предоставить наши услуги до конца, как и договаривались, если, конечно, все не уедут раньше. Мы должны были остаться на финальную уборку и уехать последними, таков план и сейчас. В свете последних событий нам дано разрешение уехать раньше, но мне некуда спешить. А вы?

Ева аж хохотнула.
– Даже не заморачивайтесь, – простецки отозвалась она, – Самые неудобные гости обычно самые зрячие, ходячие и наиболее полноценно функционируют.
Очень богатые, очень эгоцентричные ушлепки. Хедегору, даже если в обычной жизни он хорошо зарабатывает и обладает какой-то славой, до таких далеко. Неудобными были те, у кого столько денег, что они живут в отдельной реальности. Где цела кастовая система, где с рук сходит все, вплоть до убийства, где не существует прав человека, а тем более работника. Вот это неудобные гости, а Хедегор ничего.
– Вот и я останусь, – кивнула она, отпивая глоточек виски. С тортом сочетание было интересное, – Значит, один человек о вас точно не позабудет. Да, и я дала знать о вас хозяевам.
Ей и в голову не пришло извиняться за это. Сами Уайтхеды толкали речь о том, как надо помогать друг другу, а лучшая помощь – это осведомленность. У них в доме слепой человек, имеют право знать, за кем может понадобится дополнительный присмотр.
– Я сказала, что вы у себя, в порядке и отдыхаете, но, может, завтра они захотят к вам наведаться.
"В порядке" в данном случае означало самое базовое в порядке. Не покалечился и не нуждается в докторе, а так да, никто на острове не в порядке, если со всеми происходит одно и то же.
– Вы не возражаете, если я спрошу, о чем вы пишете? – на самом деле, Еву этот вопрос занимал с их первой встречи, только не до того было.

В темноте было трудно разглядеть, кроме как кроту, но Ева взглянула так... Выразительно. "Что, пойду и буду читать прямо тут, пока не пойму, о чем? Вот и пойду."
Как-то так она посмотрела, поднялась, и отошла к шкафу. Они пьют виски и едят торт, и он сам пригласил ее в свой гардероб, да и копаться в его вещах она не собирается. Все постепенно выходило за рамки приличных клиентских отношений.
Ей предстали пиджаки, несколько рубашек, цвета которых смутно разграничивались в темноте, Ева наклонилась, нашарила руками чемодан, и как он открывается, затем нашла книги внутри. Отойдя к столу, расположенному позади Хедегора, Ева выложила книги на нем, похлопала себя по карманам брюк и достала коробок спичек. Не курила, зато зажигала свечи, это стандартный комплект, наравне с открывалкой для бутылок. Убедившись, что и сама загораживает писателя, она чиркнула спичкой и прочитала названия, и еще успела перевернуть одну, и посмотреть фотографию возле абзаца "об авторе". Красивая фотография, вдумчивая.
Спичка погасла, Ева убрала коробок в карман, только теперь подумала, каково было услышать спичку вблизи от собственных книг, усмехнулась себе под нос, собрала свой подарок, как оказалось, и вернулась в кресло.
– Спасибо. Вы понимаете, что я сейчас не смогу даже начать, чтобы хоть приблизительно понять, о чем? – она улыбнулась, стопочкой складывая все три рядом с тортом, – Но судя по названиям... Политическая драма?

– Нет, просто не видно, – Ева прыснула. Виски давал о себе знать, хотя пока еще очень цивильно скорее топтался на пороге, а не совсем ударял в голову.
Со светом привычнее. Как-то люди жили и до электричества, до массовой безопасности освещения всех дорог, районов, помещений. Когда-то темнота заглатывала половину года, когда самые бедные берегли свечи, и если вот так посидеть, то глаза приспосабливались. После огонька свечи нужно было дать еще несколько минут, и остатки света с улицы чуть упрощали задачу, но если бы электричество действительно отрубилось и в поместье, Ева смогла бы так жить.
Ничего не хуже, чем при кухонном освещении. На больших кухнях свет яркий, злой, и равнодушный. В нем нет дизайнерского решения или тепла, и люди, делающие карьеру в таком свете, постепенно начинают его ненавидеть. Лампы на кухнях горят всегда, а окон в служебных помещениях зачастую нет. Рабочая кухня становится чистилищем, в котором все останавливается, нет прогрессии времени, и только носишься, делаешь что-то, как белка в колесе.
После такого темнота, или даже сумрак – естественный ли, ламповый ли, только расслабляет.
– Для меня темнота даже отдых, мы же при ярком свете весь день работаем, – объяснила она серьезнее, и улыбнулась загадочно, – А в темноте происходит все самое интересное.

– Интересное, – уклончиво улыбнулась Ева, – Интриги и расследования. Киносеансы. Моя любимая доставка пиццы открывается в пять вечера.
В выходной, конечно, хотелось, чтобы доставка работала пораньше. После долгой смены сил не было даже завтрак готовить, и каждый раз, когда выпадал такой выходной, Ева вынашивала бизнес-план доставки завтрака таким нуждающимся. Доставка горячих омлетов, полного английского завтрака, овсяночки... Продрал  глаза, натыкал заказ в приложении, потом продрал глаза снова уже на звонок в дверь. Но увы, приходилось до пяти крутиться самой.
– А на самом деле – сон, – Ева пожала плечами, – Для нас вечером упасть носом в подушку – это самое интересное. Можно не носом, а любой частью тела, но в подушку.
Она помолчала, взболтала остатки виски в стакане, посмотрела перед собой. Не в подушку, а в кресло – тоже хорошо. Ей было так удобно и уютно, вкусно от торта и мягкий хмель от виски, и никуда идти не хочется.
– Я это не к тому, что мне пора, – поторопилась добавить, пока Хедегор не решил, что она напрашивается на его позволение уйти, – Здесь тоже темно и уютно, и условия сегодня были не те, чтобы только упасть и не двигаться. Двигаться я еще могу. Не хочу, но могу.

Хедегору пошло бы быть вампиром. Он уже такой высокий, бледный и черноволосый, что такого очень легко представить в пятне лунного света крадущимся к спящей в облаке кружев девице. Такого любая девица пожелает, даже без лунного света и кружев. То, что он оказался кротом, было даже иронично – кроты не самые привлекательные зверьки, даже вне сказки, где один служил как бы антагонистом.
Ева внимательно проследила за действиями гостя, и с чуть недоверчивой улыбкой приняла подушку. Интересная формулировка вопроса, интересный жест. С учетом того, что она сама ничего в свои слова как бы не вкладывала. Только отвечала на вопрос Хедегора о темноте, и уточняла, что не рвется бросить его ради постели в служебных помещениях.
– Не очень, – ответила она наконец, сохраняя тот же будничный тон, которым он обращался, – Завтрак сервируем не мы, постоянный персонал. Развлекательная программа должна была начаться не раньше полудня, так что нам поставили задачу быть полностью готовыми к работе к десяти, но теперь, как понимаю, программа соблюдена не будет, и план другой. Думаю, разоспаться ни у кого все равно не получится.
Не после того, что случилось. Персонал может и упадет мертвым сном, но эта зараза ведь и во сне догоняет. Еве снились лебеди, озеро, отец и принц. Не слишком навязчиво, но гораздо отчетливее и чаще обычных бессвязных образов, на которые у мозга обычно просто сил не было.
Помедлив, Ева поднялась и пересела на диван. Сняла обувь и носки, поставила в сторонку, пристроила подушку у подлокотника, и оперлась на нее спиной, вытягивая ноги. Затем потянулась за своим стаканом.
– Спасибо. Не буду просить вас рассказать мне сказку, сказок с нас всех достаточно.

Удобнее, чем в кресле. Еще удобнее, конечно, было бы в постели, но туда Ева не стала бы проситься. И так достаточно себе позволила, как для первого знакомства.
– Спасибо, – улыбнулась она в ответ на плед, и расправила тот удобнее, – Попросите меня откланяться, когда будете готовы сами ложиться, хорошо?
Ей не приходило в голову, что нужно было догадаться просто по позднему часу. Это же писатель, богема, да еще и такие потрясения сегодня – мало ли, какой у него режим на такой случай. Может, поставил себе цель допить бутылку, хотя они довольно несолидно продвинулись, хотя бы потому, что с виски торопиться трудно. Это же не коктейль Лонг-Айленд, которых залпом парочку и можно под стол.
С подушкой и пледом Ева уже отдыхала, и готова была составлять компанию пострадавшему – более пострадавшему, чем она – хоть до рассвета. Потом прокрадется вон и покемарит сама несколько часов. Здоровые восемь часов, конечно, всегда приятно, но если хоть на три удастся закрыть глаза – уже хорошо.
– И вы можете рассказать мне что-нибудь другое, – Ева попыталась подбодрить беседу, чтобы не выглядело, будто она тут засыпает, а писатель пусть кукует один, – Я никогда не общалась с писателями и не была в Дании. В Копенгагене правда вдоль побережья дома всех цветов радуги?

– Я ведь приеду, – хохотнула Ева, – Если вы шутите, то зря, я в ближайший отпуск соберу чемодан и приеду в Копенгаген.
Ей пока удобнее было не думать о глобальных последствиях. Удобнее было сохранять спокойствие, ну или это официантская меланхолия. Кастомер сервис выбивает веру в бога, а так же заботу о грядущем. Судный день становится скорее долгожданным избавлением, гарантированным выходным, чем серьезной проблемой. Хотя, скорее всего, случись и правда апокалипсис, многие бы решили, что просто обязаны откушать последнюю трапезу в приличном месте, эгоистично подняв на уши обслугу.
Впрочем, пока не конец света, а только сказок.
Ева не знала, что будет дальше, и как ей быть. Помнила в себе Одилию, но без таких существенных неудобств, как у Хедегора, уже почти забыла об этой ипостаси. Будет тихо работать, вспоминать свою магию и помогать. Одолеют маньяка, уедут с острова. То был не оптимизм, но пока еще такой вариант развития событий при ее собственных возможностях казался реалистичным. Если количество трупов вырастет, и в конце останется она одна против неизвестного любителя доводить все до конца, тогда можно будет удариться в пессимизм.
А пока она верила, что поправит писателю очки, и они уедут с острова, и как-нибудь потом она правда соберет чемодан, приедет в Копенгаген, и заявится на порог к Хедегору, с бутылкой виски и тортом.
– Я не интересуюсь богемной жизнью, – равнодушно отозвалась она наконец, – Чаще всего это далеко не так красиво, как здесь. Один процент от одного процента – совершенно неинтересные  собеседники. А вы сочиняете истории, я этого не умею. Я ничего творческого не умею. Кроме танцев, но это для меня тоже не вариант. Про ваше вдохновение глупо спрашивать, да?

– Вам кажется, уверенные в себе женщины коварны? – Ева издала смешок, но так, она и сама не собиралась зацикливаться на этом вопросе, и не ожидала ответа. Уверенные в себе женщины могут внушать много и разного. Потому патриархат и пытается эту уверенность подкосить на каждом шагу.
– Не пробовала, – честно призналась она, чего ей скрывать, – Я бы не знала, как начать, с чего подступиться. Даже чтобы поупражняться. Вы как-нибудь упражняетесь? Вы все пишете для книги, или есть то, что вы пишете только для себя, для разогрева?
Она точно знала, что так делают танцоры. Стоишь у станка, как дурак, и в голове только монотонное "раз-два-три" да "раз-два-три", шевелишь конечностями, смотришь больными глазами, как умирающий лебедь. Все мышцы прогреть, все позиции перебрать, и потом можно начинать работать над большим, серьезным произведением. Иногда Ева думала о том, что если бы балет правда был ее пассией – как сложилась бы жизнь тогда. Были бы выступления, аплодисменты, бесконечные тренировки, костюмы из тысяч блесток. Несколько лет сплошного кордебалета – это если вообще перепадет танцевать хоть что-то сольное, где выкладываться. Балерин в мире гораздо больше, чем сольных партий. Большая лотерея, еще более жестокая, чем кино или эстрада. Еву с самого начала ужасала мысль, что большинство из них так всю жизнь и остаются третьими справа. Можно быть плохим писателем, плохим художником – ну не напечатают, ну не купит никто картины, но хоть друзьям можно показать, хоть на чем-то поставить свою подпись.
А где подписи всех тех третьих справа?..
– Вообще, мне кажется, моя линия труда очень губит любое творческое начало, – призналась она, не совсем думая о том, что говорит, так-то, с клиентом. С другой стороны, Ева отписалась внизу, что смену закончила. Она не на работе. – Работа тяжелая, неблагодарная, паскудная, пресмыкающаяся, а главное, не имеет никакой важности. Я даже не санитарка в больнице. Если я облажаюсь – кто-то просто пожалуется на плохой сервис. Для кого-то достаточно богатого не все будет идеально. На счету какого-то ресторана будет один неважный отзыв. Владелец ресторана все равно за день получит столько, сколько я получаю за месяц. Ну или ресторан закроется, и все мы разбредемся по другим, а богатые вложат деньги во что-то еще. Это все так мелко и скучно, о чем там писать. К концу дня настолько устаешь от людей, и клиентов, и коллег, что видеть их героями каких-то историй совершенно невозможно. Среди официантов очень высокий алкоголизм, вы знаете об этом?
Ева задумчиво посмотрела на свой стакан, как раз опустевший, и не стала протягивать его Йорену, чтобы долил.
– Не хочется ничего. Ни творить, ни воспринимать чужое творчество, разве что нечто совсем примитивное, хотя меня иногда и на сериалы не хватает. И вдохновения ни на что нет, вообще.
Она помолчала, глядя в темноту потолка, затем спохватилась:
– Извините, я не собиралась речи толкать.

Отредактировано Eva Messer (2018-02-09 01:16:38)

Теперь Ева молчала долго. Как ни крути, при всем приглашении, при снятом фартуке, при наброшенном пледе и уступленном диване, последнее предложение было странным. Йорен не проявлял агрессии или нетерпения, и правда не спаивал, как если бы хотел усыпить – и бдительность, и вообще, и уже после проявить заинтересованность. Ну, мало ли, кто о чем... Однако, тогда он не отбирал бы алкоголь, с которым Ева и сама на сегодня, пожалуй, закончила.
Слова писателя давно повисли в темноте, а она все молчала, и думала, где у нее заканчивается забота по доброй воле, которую предлагают выразить вот так, и начинается рациональность, которая диктует, что, наверное, лучше все же отправиться к себе. На работе она или нет, завтра начнется и ее смена, и Хедегор вновь станет клиентом. Молчание все тянулось, пока наконец Ева не села на диване, затем встала, и аккуратно отложила плед.
– Мне нужно умыться перед сном, – наконец сообщила она, и вспомнила, где ванная.
На самом деле, одного этого предлога могло быть достаточно. "Я же девочка". Ей нужны смывки, тоники, кремы, и вот это все, но Ева уже решилась. Умывалась теплой водой и мылом, по старинке. Потом, когда она вышла и подошла к постели, вспомнила вторую проблему – в чем-то спать. Холодно в комнате не было, но и не жарко, а как алкоголь отпустит, так к утру станет холодно. Пижама тоже в комнате, и ведь Ева уже решилась, хотя и обернулась к Хедегору, расстегивая пару верхних пуговиц на рубашке, только чтобы вот таким путем добраться до лифчика и расстегнуть его как можно более незаинтересованно. Потом под пледом снимет брюки, и нормально.
– Вы уверены? Вам тоже не помешало бы отдохнуть. А я прекрасно помещаюсь на диване.
Ну как, с ее ногами помещалась она приблизительно, но если удобным калачиком...