Сначала забрезжил запах, потом голос, и только после – свет, когда веки Осе дрогнули. Она выдохнула, затем застонала, то есть не издала ни звука. Повернула голову, избегая запаха, наткнулась щекой на ладонь.
Не так уж и часто за свою жизнь Осе падала в обморок. Кажется, всего раз, если вообще. Как-то до сих пор обходилось. Она была не слишком нервозной, как для музыкальной богемы. Тихая, приземленная личность, чего такой падать в обморок. Только сегодня, когда этот ужасный голос подтвердил, что ей действительно придется поступать так, как ее тянет. Не, не придется... Кто-то будет пытаться заставить ее поступить так, как нужно. И этот кто-то обладает такой властью, что здоровому человеку вскрыли грудную клетку.
Она чуть снова не отключилась от этой мысли, но нет, нужно отвернуться, отвернуться от запаха, он слишком резкий. Осе открыла глаза. Нахмурилась, огляделась, наткнулась на лицо, которое принадлежало уже не Хедегору, а Тильману. Ему же принадлежала ладонь возле ее лица. Взглянув на управляющего сосредоточенным и обреченным взглядом, Осе попыталась сразу выпрямиться, заоглядывалась в поисках телефона. Молчать было невыносимо – она вновь открывала рот, как рыба. Обычное "спасибо" Тильман должен суметь прочитать по губам, а Осе это и повторяла.

Отредактировано Åse Jørgensen (2017-11-07 15:34:54)

Туфли... Туфли сейчас имели меньше всего значения. Босиком даже легче. Поместье, конечно, прекрасно отапливалось, но в большом старинном доме в далеких северных морях полы всегда прохладные, особенно на первом этаже. К тому же, после поцелуя Снежной Королевы холода Осе не ощущала. Да и пока она все равно почти лежит на этой... Оттоманке.
Взяв телефон, Осе рассеянно покрутила его в руках. Заметила трещину в уголке – конечно, второй раз за последний час уронила, и на этот раз на каменные плиты двора, а не мягкую ковровую дорожку в коридоре. Приложение с механическим озвучиванием было ближайшим, и теперь Осе рассеянно нажала один из ближайших предложенных вариантов:
– Спасибо.
Воду она тоже взяла, не находя в себе ни сил, ни желания спорить. Да, наверное, вода в таких случаях полезно. Сделав глоток, Осе посмотрела вниз, вдохнула поглубже. Мысли норовили вернуться на те же круги, к опасностям, к жутким планам того, чьим замыслом была запись и репортаж новостей, и очень хотелось вновь начать паниковать. Осе было невероятно страшно, это было достаточно низменное, но и очень человеческое ощущение, ужас от странной, необъяснимой неизвестности. Она ничего не понимала, почему и за что с ней все это происходит. Хотела домой и в то же время осознавала, что спасения нигде нет, ни на острове, ни вне острова. Под кожу прокрадывалось отчаяние.
Услышав заверение Тильмана, что он не хочет ей печального финала, Осе взглянула на него завтравленным и обреченным взглядом. Что он может? Путь даже за ним все ресурсы этого поместья и доверие хозяев, ну что может сделать один управляющий против... Человека, или группы людей, которые вознамерились, кажется, причинить счастье с летальным исходом всем, кого собрали на острове.
Осе села на оттоманке, сложила на коленях руки со стаканом и телефоном, и снова попыталась выровнять дыхание.

Приведя в порядок дыхание, Осе попыталась взять себя в руки и решить, что делать дальше. Ведь нужно что-то делать. Она не может просто сидеть – здесь ли, у себя ли в комнате, и ждать неизвестно чего. Ждать, чтобы появились ее сестры, подсунули ей нож, только чтобы она потом им не воспользовалась, и... Слишком страшно было представлять, как будет исполнено растворение в морскую пену. Как любой нормальный человек, Осе боялась умирать. Особенно при том, что ни в какие даже самые юные и невинные годы она не соглашалась на возможность такого исхода, если ее кто-то там не полюбит. Это Русалочка тянула руки к зелью, которое готовила ведьма, и приговаривала "Да, мне все равно, что больно, и что без голоса, и что сердце разорвется на части".
Дура чешуйчатая
А куда же Осе теперь? Ужинать? Нет, есть она не хочет. А тем более пить. Хотя, может, если напиться, то станет легче. Должны же быть на острове запасены внушительные объемы спиртного, если гуляния планировали на неделю. Может, если влить в себя сразу недельный запас... Нет, это неразумно. Тогда Осе просто размякнет, или вовсе заснет, и с ней можно будет делать все, что угодно, хоть растворять в кислоте.
Вернуться в комнату? И что там? Сидеть, слушать океан, и дрожать от страха? Без слез рыдать в подушку? Или встать и идти... Искать. Кого-то. Искать того, кто за всем этим стоит, смотреть ему в глаза, давить на жалость? Искать принца, сестер, ведьму?
Сделав еще глоток воды, Осе вспомнила, что не одна, и опять затравленно посмотрела на управляющего, не зная даже, что она ему может сказать. Не хотела быть обузой, но даже самой сейчас было понятно, что еще рано печатать слова "Я в порядке".

Увидев в руках управляющего такой странный музыкальный инструмент, Осе нахмурилась в замешательстве, но через секунду вспомнила, что он ведь Крысолов. Кажется, в сказке у того дудка была другая, но, вероятно, в данных обстоятельствах это не совсем важно. И то, что он имел в виду, говоря, что она "работает" Осе тоже сообразила не сразу, а когда ее осенило, она изменилась в лице. Конечно, он же увел крыс, и детей. Вероятно, Тильман испытал ту дудку, что у него нашлась, и действительно обнаружил у себя способность как-то влиять на окружающих существ.
Это... По-своему пугало. Осе хотела испугаться, но у нее получалось по-настоящему бояться теплого взгляда управляющего, или мягкого голоса. Она перехватила телефон поудобнее и пересела на оттоманке так, чтобы поближе к Тильману. Да, лучше ей правда занять чем-то голову, помочь. Пусть она больше и по струнным инструментам, но самую базу они могут разобрать вместе.
Протянув руку, она попросила посмотреть дудку, повертела ее в руках, затем вернула владельцу и принялась печатать. В голосовом приложении все равно не нашлось бы всех нужных ей терминов. Осе написала самое базовое про ноты, их порядок в целом и на самой дудке. Если Тильман обнаружил у себя эту способность... Как он сказал? Вчера? То мог с тех пор сам заняться базовой теорией, но Осе не догадалась спросить, что он уже изучил.
А потом, когда он прочитал, интернет даже позволил ей найти ноты к простенькой мелодии, "У Мэри был барашек", и она показала их Тильману, на пальцах объясняя, как ноты на листе соотносятся с самой дудкой и откуда начинать.

Кот был странным явлением. Неужели Крысолов его звал? Осе увидела животное только когда оно большой пушистой тенью стекло с подоконника на пол, а потом она машинально приподняла полы платья, чувствуя, как усы щекочут кожу. Кошки Осе нравились, и она ничуть не возразила этой, когда та забралась и умостилась рядом. Погладила между ушами, не посягая дальше. Дальше нужно доверие. Скоро бедром Осе почувствовала, что мурчит.
Тем временем она вернула свое внимание Тильману. Мелодия в его руках приобретала какие-то новые ноты. Не то чтобы он фальшивил, нет, они лились складно, но как будто он и играл более архаичную версию той же песенки, а не полированную и не разложенную на базовые ноты для начинающих. Дудка с хозяином как будто выясняли отношения и добивались баланса власти, и тут от Осе было мало толку.
Впрочем, может еще немного...
Подняв палец, Осе сделала извиняющийся, как бы робкий жест, дотянулась, дотронулась до рук управляющего, прямо в его пальцах подсказывая другую хватку. Ей бы словами объяснить, но она даже не напишет правильно того, что проще показать. Правой рукой взять пониже, левой вибрировать звук. Сама Осе никогда не играла на такой, но в музыкальной кооперации видела, как играют другие. Не сдерживать флейту, и чуть расслабить руку у локтя, оставляя больше маневра запястьям.
Осе чувствовала себя легче. Она не знала, влияет это мелодия – вроде бы ей не хотелось пока никуда идти – или она просто отвлеклась, или это котик рядом успокаивает, но хотя бы паника отступила. Когда Тильман еще немного поиграл в новом положении рук, Осе опять вернула его к началу мелодии, и показала ноты, как будто пытаясь убедить взять верх на своевольным инструментом.

Наконец она улыбнулась. Если Крысолов играл детям что-то такое же милое, всепрощающее и все эти убеждения о предстоящем вольном досуге, то не мудрено, что они так легко побежали за ним. Осе опустила руку с телефоном. Да, наверное, ноты не совсем имели значение. Тильману достаточно было разобраться, где у дудки выше, где ниже, но музыка жила немного своей жизнью. Вместо возни с телефоном Осе снова рассеянно принялась гладить кошку.
Думать о музыке и гладить котика всегда приятнее, чем представлять виды собственной смерти, которой кто-то, кажется, непременно хочет добиться. Но при такой музыке вообще трудно было верить в коварные планы и плохой счастливый конец.
Послушав немного, Осе вовсе откинулась на спинку оттоманки. Кошка тоже повернулась, укладываясь как бы на бок, смешно поджимая лапки и демонстрируя пушистое брюшко. На брюшко Осе не торопилась посягать, очень часто мягкое пузико оказывается зубастой ловушкой, хоть музыка к тому и не располагала.
Вновь взявшись на телефон, Осе наконец написала:
"Я не знаю, как, но у вас очень хорошо получается."
Так хорошо, что Русалочке и хотелось бы ему подпеть, только голоса не было. Пусть подводная музыка и подводная песнь звучит иначе, Осе казалось, она бы не ударила в грязь лицом. Если бы только остался голос.

Отредактировано Åse Jørgensen (2017-11-10 20:29:50)

В ответ на взаимный комплимент Осе только потупила взгляд, улыбаясь теперь благодарно и совсем немного смущенно. Ей казалось, она ничего такого не делала. Вообще ни в чем и никогда она не считала себя маэстро. Никакой филармонии она не заканчивала, и поет без претензии на то, что это высокое искусство, играет тоже скорее нехитро, без приемов и "фишек", а арфой занималась в детстве, и тоже не могла претендовать на звание гуру. Ее слушают, и хорошо...
Она немногому могла научить Тильмана. Показать ноты, объяснить базис его инструмента, а дальше Осе сама толком не знала. Ну что это за заслуга, он бы и сам разобрался, тем более, если в нем сидит Крысолов, который с помощью музыки умел вытворять и не такое.
За мгновение до того, как Осе ощутила, что потратила уже достаточно времени управляющего, он сказал про кошек, и... Про льва.
Вскинув голову, Осе аж открыла рот, беззвучно переспрашивая: "На Льва?".
Спохватившись, написала тот же вопрос, и добавила "Кто-то среди гостей – настоящий лев?"
Нет, ну как это. Настоящий лев. Такого не может быть. Они все здесь не настоящие. Они все люди, которые почему-то, стараниями этого голоса, считают себя сказками. Неужели кто-то чувствует себя львом так, как она чувствует себя русалочкой, или Тильман – Крысоловом?
Тут Осе вспомнила – конечно, в сказке, где был Железный Дровосек, был и Лев. Которому что-то предстоит выпить и обрести свой счастливый конец.

Вслед за Львом на Осе свалился еще и мистер Волк. Ну да, если есть Лев, то почему бы не быть волку. Волки в сказках встречаются чаще, чем львы. Обычно очень, очень прожорливые. Герр Хедегор спрашивал, собрались ли сказки Андерсена только, или все вперемешку и теперь все отчетливее понятно, что второе. Кто же еще есть на острове? Злые ведьмы, колдуны? Джин из лампы, сорок разбойников? Дровосек убит, и кто-то еще... Есть Волк, значит, он захочет съесть девочку, и бабушку, и поросят, и десерт. Быть может, есть ведьма, которая захочет съесть двух заблудившихся детей. Или злобный карлик, который потребует с какой-то женщины ее первенца. Как только беседа возвращалась к сказкам – а в данной ситуации она не могла к ним не вернуться – мысли Осе возвращались к собственным перспективам.
Она больше не так паниковала, чтобы нужно было подышать в плотно сжатые ладони и уменьшить опьянение кислородом, но ей все еще было тревожно и неуютно. Далеко она на своих ногах не убежит, на помощь не позовет, только самой защищаться неизвестно от кого, неизвестно как. Может, держаться подальше от моря? От режущих предметов? От мужчин, которые могли бы оказаться принцами? Хорошо вот, что Крысолов не принц.
Снова Осе застыла, глядя перед собой и хмурясь, избегая паники разве что через прикосновение к котику. Спохватившись, она написала:
"Большое спасибо вам за помощь. Мне бы не хотелось дольше отрывать вас от дел. Я не буду волноваться о льве. О волке тоже, как вы думаете?"

Перед тем как кивнуть или покачать головой, Осе нахмурилась, потому что не сразу поняла, о чем он, а потом еще мгновение просто смотрела, сомневаясь, что ей стоит соглашаться. Впрочем, быть может, Тильман поступит разумно, попросить принести ей еду сюда, а сам вернется к гостям. Потому она согласилась только на чай и воду. Хотя нет, зачем, вода ведь здесь же, в графине...
Однако, его следующая реплика как бы намекала, что уходить он не собирается, пока не вызовут. До тех пор – видимо, составит ей компанию. Осе тут же почувствовала себя неловко. Ей ведь даже в беседе нормально не поучаствовать. Тем более, во время еды.
Она все еще смотрела на управляющего с сомнением, и неуверенно печатала в телефоне, не нужно ли ему присутствовать при гостях, при хозяевах... При всех этих людях, которые важнее Осе, которым может быть хуже, чем Осе. По сравнению с Дровосеком, она пока была в полном порядке.
Повисла невыносимая пауза, Осе вымучила улыбку и попыталась, так и быть, продолжить беседу, если они, как оказалось, собрались посидеть подольше:
"Ни на чем другом вы раньше не играли?"
Многих детей сажают за фортепьяно, всучают им блок-флейту.

Пока Тильман вставал встретить тележку, у Осе было время открыть приложение с голосом. Сначала она сразу нажала "спасибо", потом, увидев ванночку, неосознанно нажала еще раз, и вот это второе сопровождалось таким растерянным, несчастно-благодарным взглядом. Ей было приятно, что он вспомнил, тут она начала бы приговаривать, что ему вовсе необязательно было утруждать себя или весь остальной персонал. Может и хорошо, что она не смогла этого сказать, а смогла лишь так посмотреть.
Подобрав полы платья, она попыталась пристроить его так, чтобы не окунуть в воду и не потревожить кота, который так и не уходил. Кое-как подоткнула ткань под собственное бедро, с другой стороны от котика, и опустила ноги в воду, приятно зажмурившись на секунду.
– Спасибо, – снова повторил механический голос в ответ на фруктовый сок.
Для полноценной беседы, на самом деле, приложение не годилось. Ударение в предложениях отсутствовало, мешая интонациям, слова стыковались некрасиво, нарезанные из разных записей, тонкому слуху Осе было противно, потому она вновь стала печатать, когда понадобилось продолжить беседу:
"У вас и без того очень хорошо получается. Я думаю, вы быстро освоитесь. Вы давно здесь работаете?"

И не нужно было ходить на цыпочках. Чем больше они будут об этом говорить, тем больше могут придумать решений, тем скорее все это станет привычнее, нормальнее. Полностью нормальным это состояние все еще считать нельзя, и Осе не хотела так считать. Она не хотела персонажа в себе, тогда как Тильман явно относился к своему благосклоннее.
Осе же хотела вырвать из себя Русалочку с корнем, и отпустить, пусть сама решает, где ее принц, где ведьма, с которой торговаться, пусть сама делает выбор – убивать и умирать. А еще лучше – пусть возвращается на страницы сборника сказок, пусть сидит там и не показывается, пусть застынет маленьким памятником в Копенгагене.
Конечно, она тоже подумала о том, сколько же Тильману лет, и когда же его наняли, и в какой должности, но не стала этого спрашивать. Это невежливо. Если ему столько лет, на сколько он выглядит, то наняли его совсем юным, и, вероятно, не обошлось без сложностей с его семьей. Так обычно бывает, и Осе не хотела сразу тыкать в такое место пальцем.
Вместо этого, перед тем, как начать есть, она написала совсем другой вопрос:
"Вы воспринимаете его отдельно от себя? То есть, вы ощущаете, что он какая-то еще личность?"
Показав ему вопрос, она подняла палец, чтобы добавить:
"Просто я ощущаю себя своим персонажем, целиком. Мне кажется, я помню подводный янтарный замок, это я в пятнадцать лет поднималась на поверхность и видела праздник, и спасла принца, и искала ведьма. Я знаю, что это на самом деле не я, но все воспоминания и сны у меня в первом лице."

Она слушала, а когда управляющий признался, насколько близко принимает ее положение и как именно собрался помогать, Осе аж замерла, не донеся вилку до рта. Смотрела на него несчастными синими глазами и не могла понять, зачем он все это ей говорит, зачем ему-то это все сдалось. Нет, ей было очень приятно такое отношение, но она вроде бы не давала повода так сильно опекать себя, а верить в то, что люди иногда настолько добросердечны, в ее возрасте как-то уже неловко.
Проглотив, что жевала, Осе дотянулась сделать глоток сока, чтобы собраться с мыслями по поводу такого неожиданного поворота в разговоре. Впрочем, зря она воспринимает это на свой личный счет. Тильман ведь так и сказал, что Крысолову интересно. Спортивный интерес, проверить свои способности. Все равно приятно, но хотя бы не так странно.
Она не хотела так с разбегу верить, что у него получится. Это было бы слишком сладко, слишком хорошо, чтобы быть правдой, и Осе не хотела попадаться на этот крючок. Лучше ходить по ножам и тихо, скромно надеяться, что когда-нибудь он освоит музыку настолько.
Отложив приборы, Осе взялась за телефон.
"Это очень хорошо, что вы не мой принц. Мой принц подарил мне подушечку, чтобы я могла спать у него за дверью. Говорил мне, что женится, если не найдет кого получше. И мне бы совсем не хотелось убивать вас, или смотреть, как вы женитесь на другой."
Последнее вышло... Двусмысленно.
Но Осе лишь подразумевала, что ей не хотелось бы растворяться в морскую пену. При любом принце.

Осе очень хорошо понимала, что в сказках все было карикатурой, символом, метафорой. В итоге обязательно выходило какое-то поучение, потому что развлекательная история для детей должна их воспитывать. Взращивать какие-то благодетели. В этом смысле "Русалочка" была еще большим издевательством, потому что если чистосердечно любить, даже когда объект обожания женится на другой, то все заканчивается скверно.
Была бы сказка, где Русалочка училась бы жить с тем, как выбрал принц. Не умерла бы и не покалечилась, а просто стала мудрее и опытнее, училась бы радоваться, что он счастлив, а у нее еще вся жизнь впереди для того, чтобы кого-то найти, или не найти, и обрести счастье в чем-то еще. Ну да это Осе сейчас такая прогрессивная.
Съев еще кусочек-другой, дослушав Тильмана, Осе все равно пришлось снова оставить вилку и нож, и печатать:
"Спасибо".
Он очень красиво рассуждал обо всем об этом, и ей было очень приятно, что он свои новоявленные способности готов бросить к ее услугам. Сейчас Тильман вел себя благороднее многих принцев, что сказочных, что реальных.
"Я надеюсь, что у вас получится", наконец добавила она, "К сожалению, я не представляю, могу ли я вам чем-то еще помочь с освоением вашей способности."

Несколько секунд Осе снова только молчала, искренне не зная, что ей делать дальше. Голос объявил охоту и перспективу счастливой расправы, вот она потеряла по этому поводу сознание, и вернула, вот она поужинала. Что же дальше? С одной стороны, на острове нашлась часть тех ответов, за которыми Осе ехала. Боль в ногах и отсутствие голоса ей не мерещатся, кто-то и правда вселил в нее сказочную Русалочку, именно ту самую. Хозяева заверили, что они не причем, пообещали помочь, но чем они могут помочь? Отправить домой? Если это не выйдет, то все они так и останутся запертыми на далеком острове, если выйдет – что же Осе будет делать у себя дома? Спасаться от этого маньяка в одиночку, держаться подальше от моря, пеной которого могла бы раствориться?
Писать жалобные текстовые сообщения Тильману, который останется здесь, и не сможет поиграть ей?
Как ни посмотри – все варианты достаточно безрадостные для Осе, как для персонажа, а как человек, она просто измучилась от боли. Б-г с ним, с голосом. И расплакаться бы не помешало. Сейчас она была в таком упадочном состоянии и настолько всемогущим ей казался неведомый убийца актера, что не могла сходу поверить в столь простое решение всей проблемы, как беспрепятственное возвращение домой. Кому-то очень нужно было собрать все сказки на острове, и довести их до конца. К тому же, Осе не знала, где ей самой было бы лучше. Дома, в безопасности привычных стен, или здесь, где в ее симптомы хоть кто-то верит, может воспринять всерьез и посочувствовать. Где Тильман и его музыка. Его музыка пока не помогает ей от боли, но вызывает котика.
"Я не знаю," наконец честно написала Осе.
Потому что правда не знала, что делать дальше, куда себя деть до завтра. Хотелось снова извиняться перед графом и графиней. Искать ответы и не находить их, чтобы не наткнуться на еще большие ужасы. Поискать принца или ведьму, но и избежать их, чтобы только не ускорить страшный конец. Не остаться одной наедине с навязчивыми мыслями, но не быть обузой, не требовать постоянного внимания. Да, вот последнее лучше всего.
"Мне следует подняться к себе," выбрала она, и добавила: "Большое вам спасибо за компанию, и за ужин. И за все."